Неточные совпадения
Мать Вронского, узнав о его связи, сначала была довольна — и потому, что ничто, по ее понятиям, не давало последней отделки блестящему молодому человеку, как связь в высшем свете, и потому, что столь понравившаяся ей Каренина, так много
говорившая о своем сыне, была всё-таки такая же, как и все красивые и порядочные
женщины, по понятиям графини Вронской.
Отношения к обществу тоже были ясны. Все могли знать, подозревать это, но никто не должен был сметь говорить. В противном случае он готов был заставить
говоривших молчать и уважать несуществующую честь
женщины, которую он любил.
И вдруг Раскольникову ясно припомнилась вся сцена третьего дня под воротами; он сообразил, что, кроме дворников, там стояло тогда еще несколько человек, стояли и
женщины. Он припомнил один голос, предлагавший вести его прямо в квартал. Лицо
говорившего не мог он вспомнить и даже теперь не признавал, но ему памятно было, что он даже что-то ответил ему тогда, обернулся к нему…
Хозяйка была петербургская старого завета grande dame, [Светская
женщина,] бывшая фрейлина Николаевского двора,
говорившая естественно по-французски и неестественно по-русски.
Он вспомнил всё, что он видел нынче: и
женщину с детьми без мужа, посаженного в острог за порубку в его, Нехлюдовском, лесу, и ужасную Матрену, считавшую или, по крайней мере,
говорившую, что
женщины их состояния должны отдаваться в любовницы господам; вспомнил отношение ее к детям, приемы отвоза их в воспитательный дом, и этот несчастный, старческий, улыбающийся, умирающий от недокорма ребенок в скуфеечке; вспомнил эту беременную, слабую
женщину, которую должны были заставить работать на него за то, что она, измученная трудами, не усмотрела за своей голодной коровой.
— Изволь, мой милый. Мне снялось, что я скучаю оттого, что не поехала в оперу, что я думаю о ней, о Бозио; ко мне пришла какая-то
женщина, которую я сначала приняла за Бозио и которая все пряталась от меня; она заставила меня читать мой дневник; там было написано все только о том, как мы с тобою любим друг друга, а когда она дотрогивалась рукою до страниц, на них показывались новые слова,
говорившие, что я не люблю тебя.
Кухарка была «пани» Будзиньская, комнатная горничная «пани» Хумова,
женщина с тонкими, изящными чертами лица, всегда
говорившая по — польски, лакей Гандыло, конечно, очень бы обиделся, если бы его назвали мужиком.
Конечно, такой мизерный господин для всякой
женщины не большою был находкой; но по пословице: на безрыбье и рак рыба, сверх того, если принять в расчет собственное признание Екатерины Петровны, откровенно
говорившей своим приятельницам, что она без привязанности не может жить, то весьма будет понятно, что она уступила ухаживаньям камер-юнкера и даже совершенно утешилась в потере красивого жен-премьера.
И для меня теперь представлялось крайне любопытным, как уживутся в одной квартире эти два существа — она, домовитая и хозяйственная, со своими медными кастрюлями и с мечтами о хорошем поваре и лошадях, и он, часто
говоривший своим приятелям, что в квартире порядочного, чистоплотного человека, как на военном корабле, не должно быть ничего лишнего — ни
женщин, ни детей, ни тряпок, ни кухонной посуды…
Стоявшая рядом с вошедшим
женщина обернула к
говорившему свое густо наштукатуренное лицо, подмигнула большими черными, ввалившимися глазами и крикнула...
Поколебавшись, я двинулся из плена шумного вокруг меня движения и направился к Гануверу, став несколько позади седой
женщины,
говорившей так быстро, что ее огромный бюст колыхался как пара пробковых шаров, кинутых утопающему.
— Да я не дьявол… — и слышно было, что улыбались уста,
говорившие это. — Я не дьявол, я просто грешная
женщина, заблудилась — не в переносном, а в прямом смысле (она засмеялась), измерзла и прошу приюта…
Предводительша, испытывая некоторый внутренний трепет, чтобы гусар этот не сделал с ней при всех какого-нибудь скандала, гордо и презрительно отворотясь, сказала: «очень рада-с, надеюсь, будете танцовать» — и недоверчиво взглянула на него с выражением,
говорившим: «уж ежели ты
женщину обидишь, то ты совершенный подлец после этого».
Странно мне показалось и то, что Казначеев,
говоривший о дяде заочно с благоговением, обращался с его личностью как-то слишком запросто; голос же жены Шишкова (как я догадался), в котором не было заметно никакого уважения, а, напротив, слышалась привычка повелевать, поселил во мне сильное предубеждение против этой
женщины, несмотря на то, что Казначеев уже успел сказать мне, что она добрейшее существо в мире.
Бедность, жалкая обстановка мелких чиновников, всегда угрюмая мать, высокая тощая
женщина с строгим выражением на худом лице, постоянно точно будто бы
говорившем: «пожалуйста, я не позволю всякому оскорблять меня!» Куча братьев и сестер, ссоры между ними, жалобы матери на судьбу и брань между нею и отцом, когда он являлся пьяным…
Она подняла испуганные глаза на
говорившую. Это была высокая, плечистая
женщина с румяным лицом, с длинным красивым носом, с черными усиками над малиновыми губами энергичного правильного рта и с круглыми, как у птицы, зоркими, ястребиными глазами.
Потом, как-то странно нараспев, читал стихи Борис, племянник Мириманова. И стихи все были такие же,
говорившие о легком, бездумном веселье, праздной и богатой жизни, утонченно-сладострастном соприкосновении мужчин и
женщин.
Компания охотников ночевала в мужицкой избе на свежем сене. В окна глядела луна, на улице грустно пиликала гармоника, сено издавало приторный, слегка возбуждающий запах. Охотники говорили о собаках, о
женщинах, о первой любви, о бекасах. После того как были перебраны косточки всех знакомых барынь и была рассказана сотня анекдотов, самый толстый из охотников, похожий в потемках на копну сена и
говоривший густым штаб-офицерским басом, громко зевнул и сказал...
— Ты не мужчина, а
женщина! — вскричал я. А гость мой,
говоривший до сей поры шепотом, отвечает мне женским голосом...
Она глядела на него не отводя своих лучистых глаз, красноречиво
говорившими, что эта
женщина она сама.
Говорившая была высокого роста полная
женщина на вид далеко не старая, несмотря на то, что такой эпитет давала ей ее юная воспитанница. Одета она была небогато, но очень чисто — вся в черном, в черной же старушечьей шляпе на голове, с гладко причесанными густыми темно-каштановыми с проседью волосами. По типу лица и акценту она казалась нерусской.
Из кабинета доносился голос Фимки, что-то
говорившей Глебу Алексеевичу; ответов его, произносимых тихим голосом, не было слышно. Салтыкова остановилась около двери, простояла несколько минут, также тихо отошла прочь и вернулась в свой будуар. Будуар этот был отделан роскошно, с тем предупредительным вниманием, которое может подсказать лишь искренняя любовь. Каждая, самая мелкая вещь его убранства носила на себе отпечаток думы любящего человека о любимой
женщине.
Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно-наряженных мужчин и
женщин, при ярком свете странно двигавшихся,
говоривших и певших; она знала, что́ всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно-фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них.